В этот знаменательный день мы хотим посвятить вас в историю. А точнее — в воспоминания Говорушина Константина Васильевича, автора книги «За Нарвской заставой»

Что происходило в то тяжелое время с нашим стадионом и с людьми, которые, несмотря на все ужасы войны, сохраняли стремление жить?

«Переносить тяготы блокады мне помогали физический труд и занятия спортом. Да, спортом! Я как-то рассказал одному своему товарищу, который, правда, не был в Ленинграде в годы войны, о том, как в 1942 году мы сколотили из оставшихся в живых после блокадной зимы спортсменов заводскую футбольную команду. Он не поверил: «Сказки! Вы тут дистрофики, едва передвигали ноги. А говоришь — футбол!» Да, мы действительно едва передвигали ноги, но все-таки думали больше о жизни, чем о смерти. Перспектива в двадцать пять - тридцать лет сыграть в ящик нас не устраивала. И мы боролись за жизнь всякими мыслимыми средствами, в том числе и при помощи любимого своего занятия — спорта.»

«Неподалеку от Нарвских ворот, рядом с садом имени Первого мая, был стадион завода «Красный треугольник». Прежде мы часто играли на нем, устраивали товарищеские встречи, зимой пользовались катком. Пошли туда. Хозяев нигде не было видно, можно было и обосноваться. Но там увидели такую картину: вся свободная земля перекопана, занята под частные огороды, вокруг дзоты и блиндажи, ряды колючей проволоки. Лишь на втором поле нашли относительно ровный уголок. Взяли в руки лопаты, грабли. Утрамбовали площадку сапогами. Наконец выкатили мяч. Засуетились радостно вокруг него. Минута, другая — и нет уже больше никаких сил, ноги подламываются. Друг за другом, взмыленные, валимся на траву. У меня кружится голова, появляется тошнота, колет под ложечкой.

- Да, хлопцы, в шашки нам играть, а не в футбол, и то лежа, — невесело острит кто-то.

- Ничего, дай срок — мы еще московское «Торпедо» обыграем, — говорит Веня Панкратов, а у самого, вижу, кровь из носа сочится.»

«Постепенно вокруг нашей полянки стали собираться первые редкие пока болельщики, заставские жители, в большинстве старушки и старики, инвалиды, раненые бойцы с не снятыми еще повязками. Не знаю, что думали про нас эти изможденные голодом и болезнями, молча сидевшие на траве люди. Но мне казалось — на их лицах все меньше оставалось тревоги и недоумения и все чаще можно было заметить улыбку. И еще маленькую и, может быть, призрачную, но все же надежду на что-то лучшее, светлое.»

«Иногда вспоминали: стадион-то не наш, а «Красного тре-угольника». Придут хозяева — прогонят. Но самые бойкие говорили так: «Раз мы первыми стали играть, значит, он наш! Да и вряд ли сейчас придут. Пока очухаются». Действительно, забегая вперед, скажу, что «очухались» прежние хозяева стадиона лишь к осени 1946 года. К тому времени наши заводские спортсмены уже и забыли, что это не их стадион, пообжились здесь, пообстроились. Был скандал. Доходило до горисполкома. Но стадион у Нарвских ворот остался с той блокадной поры у кировцев. Может быть, это не вполне справедливо, но сейчас треугольниковцы арендуют этот стадион под свои спортивные мероприятия у нашего завода. Что поделаешь...»